Робин Хобб - Ученик убийцы [издание 2010 г.]

Август больше никогда не применял Силу. Его унесли с помоста в тот день, но, едва очнувшись от обморока, он потребовал немедленного свидания с Регалом. Полагаю, что он передал послание Верити. Потому что хотя Регал не навещал нас с Барричем во время нашего лечения, но Кетриккен приходила проведать нас, и, по ее словам, Регал был убежден, что мы быстро и полностью оправимся от недугов, поскольку, как и обещал ей, он совершенно простил нас. Она рассказала мне, как Баррич поскользнулся и ударился головой, пытаясь вытащить меня из пруда, куда я свалился во время припадка. Я не знаю, кто состряпал эту историю. Может быть, сама Джонки. Я сомневаюсь, что даже Чейд смог бы придумать что-нибудь получше. Но послание Верити положило конец главенству Августа в отряде и вообще его занятиям Силой. Мне неизвестно, что стало тому причиной. Возможно, он слишком испугался в тот день, а может быть, Верити нарочно лишил Августа его Силы. Он покинул двор и уехал в Ивовый лес, где некогда правили Чивэл и Пейшенс. Полагаю, он поумнел.

После свадьбы Кетриккен вместе со всем народом Джампи на месяц погрузилась в траур по своему брату. До меня, беспомощно лежавшего в постели, доносились колокола, песнопения и запах фимиама. Все имущество Руриска было роздано. Ко мне пришел сам Эйод и принес простое серебряное кольцо, которое носил его сын, и наконечник стрелы, пронзившей его грудь. Король не долго разговаривал со мной, рассказал только, что это за предметы, и посоветовал хранить их как напоминания об исключительном человеке. Он оставил меня в недоумении — я не понял, почему мне решили отдать именно кольцо и наконечник.

В конце месяца Кетриккен завершила траур. Она пришла пожелать Барричу и мне скорейшего выздоровления и попрощаться с нами до встречи в Оленьем замке. Короткое мгновение контакта с Верити положило конец настороженности принцессы по отношению к нему. Она говорила о муже с тихой гордостью и ехала в Олений замок охотно, зная, что отдана благородному человеку. Мне было не суждено ехать домой рядом с ней во главе свадебной процессии или входить в замок под звуки рога и пляски акробатов в окружении восторженной детворы. Это было место Регала, и он милостиво занял его. Регал, по-видимому, серьезно отнесся к предостережению Верити. Я не думаю, что брат когда-нибудь полностью простил его, но он отнесся к заговору Регала как к гадкой мальчишеской проделке, и, думаю, это испугало младшего принца больше любого публичного скандала. Те, кто знал об отравлении, в конце концов обвинили в нем Роуда и Северенса. Именно Северенс достал яд, а Роуд принес принцу яблочное вино в подарок. Кетриккен сделала вид, что поверила в неуместную самонадеянность слуг, работавших на неизвестного хозяина. О смерти Руриска никогда открыто не говорили как об отравлении. И я не стал известен как отравитель. Что бы ни было в сердце Регала, внешне его поведение вполне соответствовало любезности младшего принца, сопровождающего домой жену брата.

Мое выздоровление было долгим. Джонки лечила меня травами, которые, как она сказала, должны были восстановить то, что повреждено. Мне бы следовало попытаться изучить ее травы и методы, но голова моя, по-видимому, работала ничуть не лучше рук. Я мало помню это время. Мое тело восстанавливалось после отравления мучительно медленно. Джонки надеялась сделать это время менее скучным, устроив меня в Большой библиотеке, но глаза мои быстро уставали и, казалось, как и руки, были подвержены беспорядочной дрожи. Большую часть времени я просто лежал в постели и думал. Иногда я сомневался, хочу ли вернуться в Олений замок. Я гадал, смогу ли по-прежнему быть убийцей Шрюда. Я знал, что если вернусь, то должен буду сидеть за столом ниже Регала и видеть его по левую руку от короля. Мне придется вести себя с ним, как будто он никогда не пытался убить меня и не использовал, чтобы отравить человека, которым я восхищался. Как-то вечером я откровенно поговорил об этом с Барричем. Он молча сидел и слушал. Потом сказал:

— Я не думаю, что для Кетриккен это легче, чем для тебя. Или для меня — смотреть на человека, который дважды пытался убить меня, и называть его «мой принц». Ты должен решить. Было бы отвратительно, если бы Регал думал, что испугал нас. Но если ты решишь, что лучше нам куда-нибудь уехать, то так и будет.

Думаю, тогда я наконец понял, что означала серьга, подаренная мне Пейшенс.

Зима была уже не угрозой, а реальностью, когда мы покинули город. Баррич, Хендс и я вернулись в Олений замок гораздо позже остальных, потому что нам потребовалось больше времени на путешествие. Я быстро уставал, и мое состояние оставалось совершенно непредсказуемым. Я мог внезапно упасть, свалившись с седла, как мешок с зерном. Тогда мои спутники останавливались, помогали мне снова влезть на лошадь, и я заставлял себя продолжать путь. Много ночей подряд я просыпался, дрожа, не в силах даже позвать на помощь. Все это проходило очень медленно. Хуже всего, я думаю, были ночи, когда я не мог проснуться, а во сне только бесконечно тонул. После одного такого сна я очнулся и увидел стоящего надо мной Верити.

Ты можешь разбудить мертвого, — добродушно сказал он мне. — Мы должны найти тебе наставника, который научил бы тебя хоть немного контролировать себя. Кетриккен находит немного странным, что мне так часто снится, как я тону. Полагаю, я должен быть благодарен за то, что ты хорошо спал хотя бы в мою брачную ночь.

Верити, — сказал я неуверенно.

Спи дальше, — сказал он мне. — Гален мертв, и я взял Регала на короткий поводок. Тебе нечего бояться. Спи и перестань так громко видеть сны.

Верити, подождите! Но моя попытка ухватиться за него разорвала тонкую связь, и у меня не осталось другого выбора, кроме как последовать его совету.

Мы ехали дальше, а погода становилась все хуже. Мы все мечтали попасть домой, но это произошло еще не скоро. Баррич, я думаю, до этого путешествия недооценивал способности Хендса. Хендс держался тихо, но дело свое знал, лошади и собаки доверяли ему. Вскоре он с легкостью заменил и Коба, и меня в конюшнях Оленьего замка. Дружба между ним и Барричем крепла день ото дня. И это заставляло меня чувствовать собственное одиночество куда острее, чем я был согласен признать.

При дворе смерть Галена восприняли как трагедию. Те, кто знал его мало, лучше всего говорили о нем. По-видимому, этот человек слишком много работал, раз сердце изменило ему в столь молодые годы. Были какие-то разговоры о том, чтобы назвать в его честь боевой корабль, словно он был павшим героем, но Верити так и не одобрил этой идеи, и она не была осуществлена. Тело Галена отослали в Фарроу для торжественного погребения. Если Шрюд и заподозрил что-нибудь о происшедшем между Верити и Галеном, он тщательно это скрывал. Ни он, ни даже Чейд никогда не упоминали мне об этом. Потеря нашего мастера Силы, когда не было даже помощника, который мог бы заменить его, была серьезным ударом, ведь у наших берегов маячили красные корабли. Это открыто обсуждалось, но Верити категорически отказался рассматривать кандидатуру Сирен или кого-нибудь другого, обученного Галеном.